Книга
 



ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА



ГЕНИАЛЬНОЕ ПРОРОЧЕСТВО

“...Для Пруссии–Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, – сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса.

Такова перспектива, если доведенная до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет, наконец, свои неизбежные плоды. Вот куда, господа короли и государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу. И если вам ничего больше не остается, как открыть последний великий военный танец, – мы не заплачем. Пусть война даже отбросит, может быть, нас на время на задний план, пусть отнимет у нас некоторые уже завоеванные позиции. Но если вы разнуздаете силы, с которыми вам потом уже не под силу будет справиться, то, как бы там дела не пошли, в конце трагедии вы будете развалиной, и победа пролетариата будет либо уже завоевана, либо все же неизбежна”.

Фридрих Энгельс, 1887г.


Воистину гениальное пророчество Энгельса, сделанное им почти за три десятилетия до Первой мировой войны. С поразительной точностью он предсказал “всемирную войну невиданного раньше масштаба” со всеми ее характерными симптомами... Только в одном просчитался маститый основоположник «научного коммунизма»: эта война так, увы, и не увенчалась победоносным триумфом европейского пролетариата. Следовательно, – не привела к утверждению царства всеобщей свободы и вечного мира без кровопролитных войн, как это должно было бы произойти согласно логике развития объективных процессов. Первая мировая на самом деле явилась своего рода “Чернобылем”, взрыв от которого положил начало жутким мутациям: большевизму и, как ответной защитной реакции на таковой, – фашизму... В силу этого мировая война начала столетия имела свое продолжение в виде еще более страшной, еще более масштабной и разорительной Второй мировой войны. В сущности, – это одна война. "Версальский мир – это перемирие на 20 лет", – пророчески заявил генерал Фош в 1919г.

Не вина, однако, великого мыслителя в допущенной погрешности. Логику развития исторических событий он спрогнозировал правильно.

Если и не оправдались предсказания Энгельса в части результатов “последнего великого военного танца”, то виновником тому явился, казалось, наиболее верный его последователь, изо всех сил стремившийся воплотить заветы основоположников марксизма в жизнь. Имя ему – Владимир Ильич Ульянов (Ленин).

“В те времена, – пишет Александр Федорович Керенский, – политическим богохульством считалась сама мысль, что из числа “левых” могут выйти мракобесы, которые, опираясь на требования социальных низов, говоря словами Достоевского, начинают с требований полной свободы, а кончают установлением полного рабства... Однако сегодня, после двух мировых войн, невозможно отрицать тот факт, что реакция, маскирующаяся под “революцию” и возглавляемая такими демагогами, как Ленин, Муссолини и Гитлер, которые опираются в своей борьбе за власть на самые низшие слои общества, может создать тоталитарные террористические диктатуры, разрушающие все моральные барьеры. Масштабы совершенных ими преступлений привели бы в ужас реакционеров прежних времен”.

Прав был корифей российского Февраля.

Результатом “великого военного танца” явился, увы, не триумф мирового пролетариата, не торжество свободы, демократии, социального прогресса, а... – сумрак тоталитарных режимов с ужасами совершенных ими преступлений...

“Заслуга” в этом, прежде всего, – В.И. Ульянова.

"За октябрь, за переворот, за революцию, за красный террор, за гражданскую войну – за все это он (Ленин) несет ответственность перед рабочим классом и перед историей и будет нести "во веки веков", – авторитетно со знанием дела заявил в 1924г. ближайший соратник Ленина Л.Д. Троцкий.

Нет такой шкалы преступлений, дабы измерить вину перед рабочим классом и перед историей непрошеного «первооткрывателя эпохи коммунизма», испоганившего судьбы миллионам не одного поколения. Не только на судьбах России, но и всего мирового развития в послеоктябрьский период в той или иной мере обозначился негатив влияния деятельности большевистского вождя.

В современной истории не найти другой такой личности, которая исключительно силою своей феноменальной воли совершила бы столь грандиозное воздействие на ход мирового развития, в корне извратив его. “Хотим или не хотим, – писал Д.А. Волкогонов, – но интеллект этого человека, по-своему трансформировавший марксистские догмы, оказал наибольшее влияние на весь ход событий ХХ века. По сути, Ленин изменил мировое соотношение политических сил, перекроил карту планеты, вызвал к жизни мощное социальное движение на континентах, долго держал в напряжении и страхе умы многих государственных деятелей: свершится или нет готовящаяся мировая революция? Весь мир немало сделал для того, чтобы не допустить рокового хода событий, подобного российским”.

Повсеместный страх перед лицом угрозы мирового большевизма не раз ставил цивилизацию на грань глобальной катастрофы... «Октябрьская революция 1917 года, вождем, творцом, инспиратором главнейших идей которой был Ленин, установила на шестой части земной суши особый строй, – отмечал Н.В. Вольский (Валентинов) в 1953г. – Его посягательства на мировое господство привели в 1952г. весь мир к вопросу: быть или не быть апокалиптическому ужасу, третьей мировой войне с применением атомных бомб? На фоне всего происшедшего с 1917г. Ленин выступает как гигантская историческая фигура. Он «зачинатель», от него начался новый исторический период».

Чего только стоит Вторая мировая война!..

Сказать, однако, что Ленин изначально порушил естественный ход мировой истории, было бы не совсем верно. Первоначально его нарушили другие. Именно те “господа короли и государственные мужи”, которых справедливо бичевал Энгельс. Развязав мировую войну, европейская автократия, образно выражаясь, вскрыла «Ящик Пандоры», невзначай выпустив наружу вирус ленинского большевизма. Означало ли это фатальную неизбежность его пандемии? – Нет! Только в силу феноменально-настырной активности Ульянова произошло худшее... – Вспышка грандиозного очага социальной эпидемии коммуно-большевизма, поразившего значительную часть цивилизации, – зачатие патолого-мутационной фазы цивилизационного развития со всеми его муками, пороками, катаклизмами... – вплоть до воспламенения пожара Второй мировой войны... В конечном итоге ленинское преступление по своим масштабным последствиям превзошло преступные деяния предшествующих, монархо-династических насильников исторического процесса.

Дабы в полной мере осознать состав и тяжесть ленинского преступления, необходимо предварительно учесть условия, в которых могла зачаться столь чудовищная патология. То есть – определить суть преступления всемирной бойни народов 1914-1918гг., на почве которой проросла аномалия ленинизма. – Что это была за война? Ради каких таких целей она велась? Являлась ли исторически неизбежной? К чему объективно вела? Каково место этой войны в новейшей истории?..

Разумеется, не роковые выстрелы в Сараево явились решающим событием, вокруг которого завертелась кровавая карусель Первой мировой войны. Симптомы надвигающейся грозы ощущались задолго до ее начала. Так, французский исследователь Ж. Дрио довольно красочно (хотя и поверхностно) описывает предгрозовую атмосферу начала ХХ века:

“Наше время характеризуется всеобщим возбуждением: весь свет охвачен невиданной лихорадкой империализма, бесстыдные, алчные вожделения пробуждаются и осуществляются повсюду; – общество потрясено классовой борьбой, всюду ожесточенной... Человечество находится в разгаре революции, – революции территориальной, перекройки границ, наступления на крупные мировые рынки, чрезмерных вооружений... – революции социальной, основанной на самых наихудших чувствах, на ненависти бедных к богатым и на презрении богатых к бедным... Глубокой революции, порожденной революцией прошлого, но гораздо более грозной по своим последствиям...” (“Политические и социальные проблемы”. Париж. 1907г.).

Задавшись целью вскрыть истоки величайшего излома человеческой истории прошлого столетия, мы вплотную подошли к серии вопросов, исчерпывающий ответ на которые нельзя дать без знания объективных законов общественного развития (остающихся, кстати, и по сей день нераскрытыми). Лишь зная логику объективных процессов социального развития, – имея, таким образом, возможность сопоставить ее с реальной последовательностью исторических событий, – можно с более-менее вероятной точностью ответить на поставленные вопросы.

Поднятая тема, однако, требует хотя бы, по возможности, поверхностного вскрытия причин и смысла Первой мировой войны. Без этого нельзя осознать логику дальнейшего развития; соответственно, – оценить суть и масштабы ленинского преступления.



К ИСТОКАМ БЕЗУМИЯ

Сам факт удачного пророчества доподлинным материалистом свидетельствует о явном нарастании предпосылок мировой войны задолго до ее начала. В качестве симптоматичной предпосылки грядущей катастрофы Энгельс прямо указывает на “систему взаимной конкуренции в вооружениях”. И это, следует отметить, в момент, когда цивилизация только что вступила в эпоху глобализации.

...Межгосударственное состязание в вооружениях в эпоху начавшейся глобализации?! – Как понимать?..

Вопрос невольно проясняется, когда принять во внимание указанных Энгельсом инициаторов гонки вооружений: “королей и государственных мужей”... – Вот где, оказывается, “собака зарыта”.

Да, именно анахронизм средневековых монархий в качественно новых условиях конца ХІX века явился первопричиной быстро назревающего мирового кризиса. И это понятно почему. Стремительно нарастающий процесс всеобщей экономической интеграции с его центростремительной тенденцией мирового развития, формируя единое континентальное (а дальше, – мировое) эко-соц-политическое пространство, неминуемо поставил бы под вопрос сам факт существования европейских автократических режимов. Ведь в условиях объединенной Европы – республиканских Соединенных Штатов Европы (актуальной уже в те времена идеи) – евродинастиям, всем этим Гогенцоллернам, Габсбургам, Романовым, да, вообще-то, и Виндзорам, попросту не нашлось бы места. Во всяком случае, – их абсолютизму. Авторитаризм несовместим с глобализацией.

Потому-то, нутром предчувствуя свою неминуемую кончину, европейские цари, короли, императоры, кайзеры – каждый в окружении свиты государственных «мужей–монархистов» (вроде Бисмарка) – отчаянно бросились в безумие гонки вооружений, готовясь открыть “последний великий военный танец” самоспасения. К кровавой оргии автократов, таким образом, подспудно подталкивал неумолимо приближавшийся «потоп» всемирного процесса экономической интеграции. Глобализация являлась глубинной первопричиной предсмертной агонии авторитаризма, напоследок лихорадочно бросившегося в поисках выхода из исторического тупика. Алгоритм самоспасительных потуг рудиментарной монархо-плутократии в условиях начавшейся глобализации имел следующую логику.

Ввиду того, что могильщиком автократических пережитков средневековья представлялся объективный процесс экономической интеграции, подтачивающий сами основы монархической власти, правящие династии инстинктивно должны были воспротивиться именно мировым интеграционным процессам. Разумеется, – за счет экономической самоизоляции. Это с одной стороны. А с другой, – инстинкт самосохранения монарходинастий традиционно продолжал склонять их к феодально-средневековому методу борьбы за выживание – методу территориальной экспансии. В результате – симбиоз двух, казалось бы, разновекторных тенденций самоспасения архаических монархий в эпоху капитализма: стремление к территориально-колониальной экспансии с изоляционистским противодействием мировому интеграционному процессу.

Под напором лавины интеграционных процессов второй половины XIX века правящие автократии ведущих капиталистических стран наперебой устремились силовыми методами расширять свои колониальные империи, отгораживая их при этом высокими таможенными барьерами от окружающего мира, с тем, чтобы понадежнее укрыться от гибельной для них глобализации. В этом, по сути, состоял своего рода исторический компромисс отживших свой век монархических режимов с быстро развивающимся капитализмом: предоставляя как бы определенное территориально-коммерческое пространство для национального капитала, правящие династии в то же время стремились локализовать его в пределах своих империй. Капиталу – хоть и ограниченный, но все же некоторый простор предпринимательской деятельности; династиям – территориально расширенную, но, тем не менее, столь необходимую им экономическую замкнутость.

Таким образом, в наиболее критический для себя момент (конец девятнадцатого столетия), когда вопрос дальнейшего существования абсолютизма был поставлен самой жизнью на повестку дня, обреченные монархии прибегнули к невиданной ранее эскалации колониализма с целью образования автаркических империй. Так была спровоцирована империалистическая лихорадка конца ХІX века.

Империализм, призванный в угоду коронованной аристократии принудительно воссоздавать в новые времена экономическую почву пережиткам средневекового абсолютизма в виде колониально-имперских автаркий, по большому счету возводил искусственные препятствия здоровому экономическому развитию капитализма, стремящемуся изо всех сил вырваться на мировую арену. При всей своей экспансивности империализм шел вразрез с центростремительными процессами глобализации и, соответственно, сдерживал нормальное капиталистическое развитие. Так ценою социального прогресса должно было обеспечиваться выживание агонизирующих династий.

В отчаянной борьбе за выживание правящие автократии ведущих стран приложили все усилия, дабы направить развитие устремленного к интернационализации капитала в безопасное для себя колониально-имперское русло, которое, кстати, требовалось все более и более расширять под натиском бурно развивавшегося промышленно-финансового бизнеса. Стремясь, однако, отодвинуть свою кончину за счет колониальной экспансии, монархо-династические империи в то же время неумолимо приближались к взаимному столкновению за передел мира. Спасаясь от демократических революций – устремились к мировой войне...

Энгельс не случайно ставит в вину Пруссии-Германии подготовку всемирной войны невиданного раньше масштаба. Именно колониальные претензии кайзеровской Германии первой половины 80-х годов позапрошлого столетия спровоцировали беспрецедентную волну империализма ведущих капиталистических стран (с этого, собственно, и начался величайший излом истории). Экспансионистская политика “железного канцлера” на фоне его дипломатических усилий по сколачиванию альянса императоров против республиканских веяний положила начало расколу Европы на враждующие блоки и сыграла решающую роль в подготовке империалистической междоусобицы за передел мира и мировую гегемонию. Именно милитаристская Германия явилась инициатором беспрецедентной гонки вооружений. А впоследствии с легкой руки именно немецкого кайзера была развязана мировая война...

В борьбе за право достойного существования в мире Германия, разумеется, имела вполне законные основания. Корень зла, однако, в самом архаизме феодально-абсолютистской Германо-Пруссии: в неоправданно затянувшемся существовании ее казарменно-милитаристской монархии.

...А вина то, собственно, чья в этом?

Разве не царская Россия – “жандарм Европы” – вместе с виндзорской Англией помогли немецкой монархореакции подавить революцию 1848 года, воспрепятствовав тем самым демократическому объединению Германии снизу в республиканскую страну?.. А ведь коренным вопросом той революции был вопрос республиканской Европы... Следовательно, – Европы объединенной...

Разве не Российская империя, встав на сторону милитаристской Пруссии в войне против Австрии в 1866г. и против Франции в 1870г., способствовала реакционно-пруссаческому объединению Германии сверху, благословив тем самым кайзеровскую деспотию на немецкой земле?.. (О! у Маркса и Энгельса были основания ненавидеть Россию).

На совести, прежде всего, России неоправданно затянувшееся существование европейского монархоархаизма второй половины ХІX столетия. «Царская Россия – главный оплот и резервная армия европейской реакции; потому, что одно уже ее пассивное существование, – утверждал Энгельс в 1889г., – представляет для нас угрозу и опасность. Своим постоянным вмешательством в дела Запада эта империя задерживает и нарушает нормальный ход нашего развития». Энгельс прямо указывает на Россию, как “подоснову всего европейского милитаризма”, а на “первую военную державу Европы” – Пруссию, как “прямое создание царской России”, которое “впоследствии пренеприятно переросло свою покровительницу”.

Наконец, разве не Англия вместе с Францией (которые, вообще-то, имели законные основания германофобии) своей нелепой политикой изоляционизма, – упорно препятствуя интегрированию Германии в мировую экономику вопреки явному стремлению немецкого капитала к такой интеграции, – невольно способствовали упрочению кайзеровского трона?..

Разве не Англия с Францией, преследуя близорукую цель “окружения Германии”, в решающий момент конца 1905 – начала 1906 года финансово спасли насквозь прогнивший царский режим России от неминуемого краха, чем не на шутку всполошили кайзеровскую Германию и окончательно толкнули ее на путь интенсивной подготовки к империалистической войне?..

Таковы истоки надвигавшейся катастрофы. Своевременно не свергнутая в XIX веке средневековая монархоавтократия запрограммирована была привнести в XX век беспрецедентную в истории войну. Объективные, казалось бы, предпосылки мировой войны имели субъективную мотивацию.

Сегодня с полным основанием можно сказать: Первая мировая война была подготовлена и осуществлена преступной гидрой родственных династий – Гогенцоллернов, Романовых, Габсбургов, Виндзоров, – сплетенных между собой глубокоэшелонированным кровным родством, – плюс (особняком) династия императорской Японии. Это была династическая война. – Междоусобная война вовремя не свергнутых (и в этом – первопричина большой трагедии) средневековых автократий, мотивированная их борьбой за выживание в условиях начавшейся глобализации.

Первая мировая была войной, где взаимная борьба коронованных особ за передел мира (как можно более обширно-богатые территориальные приобретения с максимальной численностью верноподданных) означала их борьбу за лучшие условия самосохранения под напором всемирной экономической интеграции, чреватой революционно-демократическим очищением.

Безоговорочными противниками интеграционных процессов династические режимы отнюдь не были. Однако евроинтеграция (глобализация) каждой из автократий грезилась не иначе как под эгидой только ее собственной короны. Именно на почве подобных притязаний и разворачивалась междоусобная распря загнанных в исторический тупик монархий. Разумеется, это шло вразрез с объективными потребностями социального прогресса, вопреки интересам европейских народов, угрожая международной безопасности.

Ввязавшись в империалистическую междоусобицу, пережитки феодально-монархического средневековья восстали, по сути, против евроинтеграционных процессов, против глобализации, против центростремительных тенденций мирового развития... Восстав против объективных тенденций общественного развития, монархические династии посягнули тем самым на святое святых – законы природы. А природа, как известно, мстит за насилие над собой...

В равной (все более, к тому же, – возрастающей) степени Первая мировая была войной стремительно формирующегося транснационального капитала против анахронизма феодально-средневековой автаркии: экономической обособленности, разобщенности, замкнутости... Тогда как кайзеровская Германия изо всех сил противодействовала евроинтеграционным процессам из-за страха перед перспективой республиканского обновления страны, капитал стран Согласия (совместно с капиталом США), стремясь к интернационализации, заинтересован был в устранении кайзеровского режима – главного препятствия на пути европейской и мировой интеграции. Тут-то и столкнулись антагонисты в непримиримом противоборстве, поставив цивилизацию на грань апокалипсиса.

В основе своей это был вселенский конфликт прошлого с настоящим, феодальной автаркии с капиталистической интеграцией, империализма с глобализацией, пережитков средневекового абсолютизма с неотвратимым наступлением республиканской демократии...

Такова, собственно, анатомия Первой мировой войны. Таковы ее глубинные мотивы.

Была ли она, Первая мировая, исторически неизбежной?

При наличии, казалось, весомых предпосылок мировой войны, она абсолютно не была фатально неизбежной, ибо с точки зрения самоспасения средневекового архаизма в условиях глобализации была абсолютно бессмысленной. – Явный дефицит здравого рассудка автократов, полная неспособность ими адекватно воспринимать реальность.

При всем своем могуществе коронованные династии бессильны перед всемогущими законами природы. Процессам всеобщей экономической интеграции не составляло труда сломать любые искусственно возведенные межимперские перегородки в виде таможенных барьеров, любой изоляционизм. Даже если бы такие перегородки были возведены с помощью военной силы, и с ее же помощью поддерживался изоляционизм. – Экономическая деградация стране, вознамерившейся стать на путь самоизоляции, была бы – гарантирована!.. А потому мировые интеграционные процессы начали возобладать над колониально-имперской автаркией уже с началом ХХ столетия. Сквозь изоляционистские препоны все более интенсивно начал взаимопросачиваться капитал в порыве интернационализации, размывая тем самым экономическую почву монархо-имперской обособленности. А дальше – больше... Неумолимый процесс всеобщей интеграции грозил подобно лучам солнца вот-вот высушить средневековую плесень затхлого абсолютизма. Половодье интеграционных процессов революционным путем неминуемо в любом случае смыло бы с исторической арены скверну архаических монархорежимов... В условиях глобализации автократическим режимам уготована была естественная смерть!

Явно предчувствуя свою неминуемую кончину, агонизирующая гидра родственных династий в отчаянных потугах самоспасения ухватилась за “последний довод королей”. Соперничающие головы династической гидры зловеще ощетинились друг против друга жерлами орудий с готовностью вступить в смертельную схватку за выживание, рискуя при этом, как писал Энгельс, “разнуздать силы, с которыми потом не под силу будет справиться”...



РАСПЛАТА ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Кто именно стал зачинщиком империалистической бойни народов, – сомнений нет. “С исторической точки зрения агрессором является быстро развивающийся германский империализм, стремившийся якобы к “освободительной войне против царизма”, – однозначно утверждает Карл Либкнехт. – Убийство в Сараево германо-австрийские поджигатели войны приветствовали как дар небесный, давший им долгожданную возможность нанести удар”.

Зачинщик войны настолько был явный, что его провокационно-конфликтная целеустремленность стала очевидной еще до ее начала. “Накануне войны социал-демократические партии центральных империй, – свидетельствует Плеханов Г.В., – прямо и решительно называли свои правительства главными виновниками надвигающейся на цивилизованный мир катастрофы”.

Бессмысленно (да и не интересно) вникать в подробности театрализовано-надменной игры в дипноты и ультиматумы правительств европейских стран накануне войны: надо ли было Сербии подчиниться давлению Вены или не надо; оправдана ли была всеобщая мобилизация с российской стороны или нет... Кайзер шел напролом в развязывании войны, отвергнув 30 июля как предложение царя о созыве Международного третейского суда в Гааге с проблем австро-сербского конфликта, так и предложение английского посла о созыве конференции четырех великих держав. – И этим сказано все. Стоит лишь отметить особую позицию Англии: засвидетельствуй она своевременно тогда союзнические обязательства в отношении Франции и России – и катастрофы можно было бы избежать. Ибо кайзеровский режим вряд ли решился бы воевать на два фронта с участием Британии. На этот факт указывает бывший министр иностранных дел С.Д. Сазонов.

“С первой же минуты, – признается российский дипломат, – мне было ясно, что, хотя удар и был направлен из Вены, надо было действовать на Берлин, чтобы предотвратить страшную опасность, угрожавшую миру. Я был убежден, что лучшим, а может быть и единственным, средством для этого было вызвать соответствующее заявление со стороны Английского правительства. У меня было еще свежо в памяти впечатление, произведенное всюду и, прежде всего, в Германии речью г-на Ллойд Джорджа в 1911 году, когда, вследствие Агадирского инцидента, Европа, как казалось, была накануне всеобщей войны. Одного решительного заявления о солидарности Британии с Францией было тогда достаточно, чтобы разогнать густо собиравшиеся грозовые тучи. Я был глубоко убежден, и сохраняю это убеждение по сей час, что, если бы подобное заявление о солидарности держав Тройственного Согласия в вопросе Австро-Сербского спора было своевременно сделано от имени Английского правительства, из Берлина, вместо поощрения, раздались бы советы умеренности и осторожности; тогда, если не навсегда, то, по крайней мере, на целые годы был бы отсрочен час расчета между двумя противостоящими лагерями, на которые была разделена Европа”.

Такова цена “дипломатического умолчания”.

“Несчастье в том, – резюмирует Сазонов, – что Германия была убеждена в нейтралитете Англии”.

Невольно напрашивается вывод о явно провоцирующей роли британского правительства.

Наконец, нельзя не подметить объективно провоцирующую роль прогнившего царизма. «Вся германская пресса, очевидно, в целях подготовки общественного мнения Германии к войне, – по словам председателя Государственной думы М.В. Родзянко, – на все лады трубила о полном разложении России. Все газеты утверждали, что революция у нас вспыхнет не сегодня – так завтра, на все лады обрисовывали возрастающее влияние чудомонаха Распутина, ненавистного стране, но приобретшего исключительное влияние на Императорскую Чету».

С самого начала Россия попала в весьма деликатную ситуацию. Ее империалистические интересы – на Балканах, вокруг Галиции и Польши – непосредственно сталкивались с империалистическими интересами Германии и Австро-Венгрии, что толкало ее в союзнические объятия с Францией и Англией. Но, с другой стороны, кайзеровская Германия вместе с габсбургской Австро-Венгрией для царского окружения органически были куда роднее республиканской Франции или даже конституционно-монархической Британии. Свита российской короны от этого испытывала явный дискомфорт и терзалась сомнениями: правильно ли она, Россия, избрала своих союзников; на той ли стороне конфликтующих сторон она невольно оказалась?.. Доказательство тому многочисленные свидетельства.

«Франко-русский альянс этот – несчастная ошибка, дружба ястреба с медведем: один – в небесах, другой – в лесах, и оба друг другу ни на что не нужны, – выражал свою обеспокоенность монархический лидер В.И. Бреев. – Для нас была бы полезнее дружба с Германской империей – дружба каменная, железная».

«Из позиции солидарности двух монархий исходил П.Н. Дурново, незадолго до начала мировой войны, в феврале 1914г., специальным меморандумом предостерегавший Николая-II от войны с кайзеровской Германией. Дурново доказывал царю, что жизненные интересы самодержавия диктуют ему союз не с Антантой против кайзера, а, напротив, с императорским рейхом против «демократических» западных держав».

Боткина Т.Е. (дочь лейб-медика) удостоверяет: «Они (царедворцы. – М.К.) говорили, что Россия ни в коем случае не должна бороться с Германией, так как Германия – оплот монархизма... По этой, а также по экономическим причинам мы, напротив, должны быть в союзе».

Из свидетельств А.А. Мосолова, бывшего начальника канцелярии министерства Двора: «Он (Министр Двора граф Фредерикс. – М.К.) считал, что для блага монархического принципа России следует поддерживать наиболее дружеские отношения с Германией. Пруссия, по его мнению, была последним устоем принципа легитимизма в Европе; в этом отношении она столь же нуждалась в нас, как мы в ней. Ни Франция, ни даже Англия, говорил мне однажды граф, не постоят за нашу династию... Они знают судьбу Самсона после того, как его остригла Далила».

Со стороны кайзеровской Германии доносились адекватные настроения и сигналы. Вильгельм-II неоднократно норовил сколотить континентальный альянс монархий с целью противодействия наступлению республиканской «заразы»...

Запутались в империалистических интригах кайзеры, цари, короли, императоры. – Вплоть до междоусобицы.

Все ведущие европейские страны того времени несут ответственность в деле подготовки мировой войны. Ибо: «Все великие державы того времени по своей идеологии, – согласно утверждениям Керенского, – были империалистическими. Эксперты обоих враждебных лагерей ожесточенно торговались, какая территория перейдет к той или иной стране».

Роль же непосредственного поджигателя – за кайзером.

"Кайзеровская Германия хотела войны и развязала ее. Берлинский Генштаб ринулся в глобальную схватку, соблазненный разрывом в наличных военных средствах обеих сторон, точнее, своим материально-техническим перевесом над армиями противной стороны, в первую очередь – России. "Россия в настоящий момент к войне не готова, а Франция и Англия также не захотят сейчас войны", – убеждал статс-секретарь по иностранным делам фон Ягов в письме германского посла в Лондоне".

Примечательно: безумие разворачивалось на глазах европейской социал-демократии – влиятельной на тот момент силы. Почему европейские социалисты оказалась не в состоянии предотвратить катастрофу?..

Любопытный факт. «Адлер и Каутский на последнем заседании МСБ Интернационала 29 июля 1914г. (за считанные часы до начала бомбардировки Белграда, за двое суток до начала полномасштабной войны. – В.К.) заявили, что они не верят в чудеса и потому не верят в европейскую войну".

Для подобного прогноза имелись основания.

"Возрастает уверенность в том, что европейская война с естественной неизбежностью должна кончиться социальной революцией. Это служит сильнейшим стимулом для господствующих классов соблюдать мир и требовать разоружения", – уверял К. Каутский в статье "Война и мир" в 1911г. – Весьма трезвое и убедительное рассуждение.

Действительно: война – это революция. – Факт, многократно подтвержденный историей нового времени. До какой степени маразма нужно было дойти монархам, чтобы этого не понимать?..

Маразм автократов оставался непостижимым для здравого рассудка. На этом и основывалось неверие социалистических вождей в возможность войны, даже в момент ее детонации. Следовательно, – эффект неожиданности: война застала врасплох европейскую социал-демократию... Но как тогда объяснить поддержку социалистами своих правительств уже в ходе начавшейся войны, в частности, голосование немецкими с.-деками в рейхстаге 4 августа в поддержку военных кредитов?.. Ведь за два года до этого (20 сентября 1912г.) Хемницкий съезд СДПГ в своей резолюции торжественно декларировал:

«Партайтаг требует, чтобы путем международного соглашения был положен конец бешеному состязанию в вооружениях, угрожающему миру и быстрыми шагами ведущему к ужасной катастрофе. Партайтаг призывает с усиленной энергией бороться против империализма до тех пор, покуда он не будет свергнут».

Не на совести ли классиков марксизма путаница в подходах европейской социал-демократии к вопросу вселенской катастрофы и ее дезориентация в деле предотвращения таковой?.. Ульянов-Ленин следующим образом характеризовал рассогласование позиций социалистов в отношении войны:

"Социал-шовинисты русские (с Плехановым во главе) ссылаются на тактику Маркса в войне 1870г.; – немецкие (типа Ленча, Давида и К0) на заявления Энгельса в 1891г. об обязательности для немецких социалистов защищать отечество в случае войны с Россией и Францией вместе; – наконец, социал-шовинисты типа Каутского... ссылаются на то, что Маркс и Энгельс, осуждая войны, становились, тем не менее, постоянно... на сторону того или иного воюющего государства, раз война все же началась".

Так или иначе, свою долю ответственности за трагически разворачивающийся ход событий несет объединенная в Интернационал европейская социал-демократия, – прежде всего, немецкая СДПГ, – дрогнувшая перед лицом искусственно нагнетаемого шовинизма. Остановить руку преступников было ее святой обязанностью. В этом она торжественно клялась на своих конгрессах в Штутгарте (1907г.), в Копенгагене (1910г.), в Базеле (1912г.).

“В любой момент великие европейские народы могут быть брошены друг против друга... – говорилось в Базельском манифесте 1912г. – Было бы безумием, если бы правительства не поняли того, что одна мысль о чудовищной мировой войне должна вызвать негодование и возмущение рабочего класса. Пролетариат считает преступлением стрелять друг в друга ради прибылей капиталистов, ради честолюбия династий, ради выполнения тайных дипломатических договоров”.

Увы... Интернационалистические чувства утонули в мутных волнах шовинистического угара, завуалированного благородными якобы целями освобождения Европы от деспотизма.

“Немецкий лозунг “Против царизма”, подобно англо-французскому лозунгу “Против милитаризма”, имел своей целью мобилизовать во имя вражды между народами благородные инстинкты, революционные традиции и надежды народа”, – писал Карл Либкхнет в декабре 1914г.

Поразительно: кайзеровская Германия – в роли “освободителя” Европы от царской деспотии...

Страны Согласия не оставались в долгу.

“Перед началом 1-й мировой войны лидеры западных демократий торжественно провозгласили, что война против германского империализма будет последней войной, которая положит конец войнам и с корнем вырвет все проявления абсолютизма, – свидетельствует Керенский. – Согласно их тогдашним заверениям, после войны будет создан новый мир согласия, основанный на принципах демократии и равенства народов”.

Парадокс: монархические режимы Европы (за исключением республиканской Франции) сошлись в смертельной схватке за освобождение континента от остатков европейского монархизма... Веление времени, своевременно не реализованное революционно-демократическим движением “снизу”, произвольно направлялось в зловеще-извращенное русло своего решения “сверху”.

Последнее слово, тем не менее, должно было остаться за пролетарскими "низами"...

Безусловно, европейская социал-демократия, располагавшая огромным влиянием в массах, обязана была вмешаться в ход событий, авторитетно сказать свое веское слово в защиту мира, поставить на место зарвавшихся поджигателей войны. Швейцарский социалист П. Голей замечает: "Миллионы ждали, не поведут ли резолюции и заявления вождей социализма к могучему восстанию, которое своим вихрем сметет преступные правительства... В столь трагических обстоятельствах, когда затронуты судьбы миллионов людей, все революционные действия не только допустимы, они – законны. Они более чем законны, они – священны".

Европейская социал-демократия – безмолвствовала...

А тем временем горстка засидевшихся на своих тронах коронованных маразматиков в целях самоспасения принялась самовольно решать судьбы истории – судьбы человечества. 1августа 1914 года патологическая воля обезумевших монархов положила начало величайшему излому человеческой истории...

"Итак, жребий брошен... – записал французский посол в России Морис Палеолог в дневнике 2 августа 1914г. – Доля разума, который управляет народами, так слаба, что достаточно две недели, чтобы вызвать всеобщее безумие".

...Первые раскаты пушечной канонады под скоротечную ура-патриотическую эйфорию шовинистического со всех сторон угара, и...

Кстати, о шовинистическом угаре.

«В жаркие августовские дни 1914г. Германию охватил невиданный патриотический подъем. Такие же страсти бушевали в Лондоне и Париже, Вене и Санкт-Петербурге...»

«Вспоминаю первые дни войны... Париж... огромная масса... не «оппортунисты», не «шовинисты»... народ... И все за войну. Точно так же было в Питере, Москве... На коленях... «Боже – царя храни»... Такое ощущение одиночества», – сокрушенно поражался Мартов Юлий Осипович.

«Как волшебством сметено было революционное волнение в столице, – свидетельствует Родзянко М.В. – Вернувшись в Петроград перед самым объявлением войны, я был поражен переменой настроения жителей столицы. «Кто эти люди?», спрашивал я себя с недоумением, которые толпами ходят по улицам с национальными флагами, распевая народный гимн, устраивая патриотические демонстрации перед домом Сербского посольства... Я ходил по улицам, вмешивался в толпу, разговаривал с нею и, к удивлению, узнавал, что это рабочие, те самые, которые несколько дней тому назад ломали телеграфные столбы, переворачивали трамваи и строили баррикады».

"Тут объявили войну, – вспоминает Керенский, – и произошло чудо. Ничего не осталось от баррикад, от уличных демонстраций, от забастовок и вообще от революционного движения ни в Петербурге, ни во всей необъятной империи. Буквально в течение часа изменилось настроение всего народа. Мобилизация прошла с точностью и порядком, всех поразив".

"Русский народ не испытывал подобного патриотического подъема с 1812г.", – утверждает Палеолог. "Вся страна бросилась к оружию, – зафиксировал полковник Верховский А.И. в походном дневнике. – Кипит, поспевает срочная работа мобилизации. Спешно прибывают люди, лошади, повозки... Полки переходят на военное положение. Перед нами война. Бодро на сердце".

"Вот вам и революция, которую нам предсказывали в Берлине!", – восторженно бросил иностранным дипломатам оберцеремониймейстер граф Бенкендорф во время одной из патриотических демонстраций в Москве. "Этот патриотизм, – уточняет Керенский, – не имел ничего общего с осуществлением мечты водрузить крест над Константинополем или с сокрушением германского милитаризма и прочими идеологическими соображениями... Цель войны для девяти десятых русского народа сводилась к одному слову – оборона". «Мы пойдем к царю, как к нашему знамени, и мы пойдем за ним во имя победы над немцами», – говорили питерские рабочие председателю Государственной думы.

Аналогичную эйфорию ура-патриотизма можно было наблюдать в центрально-европейских странах.

"Ликование в Германии было грандиозным. Газеты писали: "Германия упивается счастьем. Радостно вновь сознавать себя живым. Мы так долго ждали этого часа... Меч, который нас заставили взять в руки, не будет вложен с ножны, пока мы не добьемся своих целей".

"Необозримые толпы людей вышли на бульвары Вены, запрудили улицы и площади городов по всей империи и, провожая взглядами уходящие на фронт войска, восторженно кричали им вслед:

– Вы наши герои! Победы вам! До скорого свидания – на рождество!"

От автора: вглядываясь в фотодокументы мобилизационной хроники, поражаешься радостно сияющим лицам призывников на призывных пунктах Лондона, Парижа, Берлина... Под оркестровый сентиментально-бравурный марш «Прощание славянки» русские солдаты, эйфорически погружаясь в вагоны, отправлялись на фронт, словно речь шла о веселой прогулке. "На станциях, которые мы проезжаем, – пишет Верховский, – дачницы провожают нас, бросая в вагоны цветы. "Возвращайтесь живые, возвращайтесь победителями!" – звучит прощальный привет, веселый и бодрый".

Прав был министр Сазонов, характеризуя атмосферу начала войны: правители воюющих стран «вели свои народы на войну как на праздник».

Итак, первые раскаты пушечной канонады, и... мир был ввергнут в изнурительную, беспрецедентную по своим масштабам войну. "Дьявольская спираль, с которой Вильгельм-II сорвал предохранители, раскручивалась, набирая всеевропейские, а затем и глобальные обороты. В конечном счете, в пылающем кольце Первой мировой войны оказались 38 государств с населением свыше полутора миллиарда человек".

Доигрались, господа короли и государственные мужи!

В одно мгновение цивилизация пережила начало величайшего исторического излома. И тут же рухнула столь реальная перспектива общеевропейского единения и торжества глобализационных процессов. Под грохот артиллерийской канонады легкомысленно оказался погребен “серебряный век”... А вместе с ним – надежды на лучший мир в объединенной Европе без разделительных границ...

Лондонская “Экономист” 19 декабря 1914г.:

“Пока в конце июля не разразилась самая кровавая из исторических бурь, трудно было различить, где начинался Крупп или кончался Крезо. Военные займы тесно переплелись с мирными, непроизводительная задолженность – с производительным вложением капитала. Финансовые фирмы почти неизбежно были англо-германскими, англо-французскими и англо-американскими; правления переплетались, филиалы или агенты имелись почти во всех больших городах Старого и Нового света. Гигантские компании и общества охотно принимали акционеров всех национальностей, обращая очень мало внимания на дипломатические союзы. Шесть месяцев тому назад утверждение, что национальность не является препятствием для деловых соглашений, было избитой истиной... Всему этому внезапно пришел конец... Но ни деловые люди, ни рабочий класс, надо полагать, не виновны в этом. Виновниками войны всюду считается небольшое число людей – императоры, дипломаты, государственные деятели, военные или “философы”...

Мутный водоворот безумия, прорвав плотину разума, сразу же вышел из под контроля безумствующих субъектов и устремился в непредвиденное для них русло... – Катастрофические процессы кумулятивно развертывались не по спланированному заранее сценарию.

"Знали ли мы, – сокрушался британский премьер Ллойд Джордж, – что до того, как мир в Европе будет восстановлен, нам придется пережить 4 года самых тяжелых страданий, 4 года убийств, ранений, разрушений и дикости, превосходящих все, что до сих пор было известно человечеству. Кто знал, что 12 миллионов храбрецов будут убиты в юном возрасте, что 20 миллионов будут ранены и искалечены. Кто мог предсказать, что одна империя вынесет потрясение войны; что другие три блестящих империи мира будут раздавлены вконец и обломки их будут рассеяны в пыли; что революция, голод и анархия распространятся на большую часть Европы?"

Таково было запоздалое похмелье шовинистического угара.

"Противостоящие страны предполагали, что война будет скоротечной. Кайзер обещал своим солдатам, что они вернутся домой "еще до того, как с деревьев опадут листья". Русские и германские офицеры обещали быть в столицах друг друга самое больше через шесть недель". "Многие мечтали, что война будет кончена быстро, в 3-4 месяца", – подтверждает Верховский.

Где уж там. Более четырех лет длилась совершенно непонятная народам кровопролитная война...

“Четыре года массовой империалистической бойни превратили Европу в ад, – с возмущением писал бывший канонир действующей германской армии Эрнст Тельман. – Потоки крови миллионов убитых и раненных залили землю. Неописуемая нищета, эпидемии, голод свирепствовали в течение 4-х лет войны среди трудящегося населения, в то время как в штаб-квартирах не прекращалось пьянство и кутежи, в то время как спекулянты и магнаты промышленности загребали огромные барыши”...

“...Спекуляция всех видов и игра на бирже достигли пароксизма. Громадные состояния возникали из кровавой пены”, – дополняет картину сказанного Лев Давидович Бронштейн (Троцкий). – В то время как солдаты фронтовой армии гнили в окопах, а гражданское население в тылу, голодая, все туже затягивало пояса, “ночные учреждения были переполнены героями тыла, легальными дезертирами и просто почтенными людьми, слишком старыми для фронта, но достаточно молодыми для радостей жизни. Великие князья были не последними из участников пира во время чумы. Никто не боялся израсходовать слишком много. Сверху падал непрерывный золотой дождь. “Общество” подставляло руки и карманы, аристократические дамы высоко подымали подолы, все шлепали по кровавой грязи. Все спешили хватать и жрать в страхе, что благодатный дождь прекратится, и все с негодованием отвергали позорную идею преждевременного мира”.

Вот уж, воистину: “кому война – кому мать родна”.

Но и паразитирующих на «кровавой пене», придет время, судьба не пощадит. – Война всем предъявит счет.

Если власть имущие видели, казалось (пока еще), в войне смысл, то для их верноподданных очень скоро очевидной стала ее бессмысленность. Эйфория ура-патриотизма начального этапа быстро сменилась всеобщим разочарованием воюющих народов.

“Бесспорно, – утверждает офицер русской армии, видный общественно-политический деятель 1917г. В.Б. Станкевич, – в психике народа войны не было, и война была невиданным, чудовищным насилием над его душой. Быть может, только один солдат на сотню тысяч мог формулировать причины войны. Один на десятки тысяч питал чувства враждебности к противнику. Остальные шли потому, что верили или должны были верить в своих вождей – физических и духовных. Не было ни ненависти, ни понимания причин, ни представления о цели, ни сознания обиды, ни ощущения опасности...

Мы, – явно с чувством покаяния заключает Станкевич, – гнали других людей, не понимающих смысла войны, заставляли их идти убивать каких-то для них совершенно непонятных врагов и еще считали вправе заставлять их улыбаться при этом”.

Всеобщее прозрение наступило очень скоро. Шапкозакидательская эйфория с обеих сторон улетучилась моментально, стоило воюющим сторонам понести первые тяжкие потери на поле брани. “Первые дни войны были и первыми днями позора”, – замечает Троцкий, имея в виду царскую Россию.

Для россиян психологический перелом настроений наступил уже через месяц после начала боевых действий вследствие страшного поражения русских войск под Танненбергом в Восточной Пруссии. Для немцев – еще раньше, практически с самого начала войны, как только стало ясно, что война для Германии предстоит на два фронта (немецкое руководство накануне войны, как уже говорилось, уверовало, что Британия не вмешается в австро-российский конфликт из-за Сербии). «Объявление войны Германии со стороны Англии было для германского Канцлера, – по словам Сазонова, – страшной неожиданностью».

Легко было развязать мировую бойню народов... Остановить ее, однако, оказалось куда труднее. Если начало европейской войны на совести кайзеровского режима, вскоре осознавшего ее бесперспективность для Германии, то продолжение европейского пожара – на совести стран Согласия, стремившихся во что бы то ни стало поставить Германию на колени.

Керенский свидетельствует: “В 1915г., когда России приходилось особенно трудно, немцы обратились к царю с весьма выгодными мирными предложениями, которые предусматривали передачу ему столь желанных для России Дарданелл и Босфора. Царь даже не снизошел до ответа”.

Даже если это было сепаратное предложение германской стороны, Россия вполне могла продиктовать Германии условия прекращения войны на всех фронтах.

Увы, этого не случилось.

Николай Романов оказался заложником собственного честолюбия, торжественно поклявшись в начале войны на Библии, что на мировую с германо-австрийцами не пойдет, покуда хотя бы один вражеский солдат будет находиться на территории его империи.

При отсутствии мирных инициатив со стороны правящих, солдатская масса непроизвольно устремилась в поисках своих путей к миру. Эти пути повсеместно вели к неповиновению военному командованию и массовому дезертирству. "По данным Ставки российской армии, к февралю 1917г. только с фронта дезертировало более 200 тысяч человек. До 25% мобилизованных в армию разбегалось уже по дороге в часть, и это при том, что распоряжением военного министерства каждый эшелон охраняло от 12 до 22 вооруженных солдат".

Наряду с неповиновением и дезертирством – все учащающиеся случаи братания...

Либкнехт следственным органам (июнь 1916г.): “...Разве не известно, что начальство нередко гнало солдат в бой, угрожая револьвером; что отдельные отряды и войсковые соединения отказывались участвовать в человеческой бойне, отказывались повиноваться приказу идти в атаку?.. Разве не известно, что немецкие солдаты во время позиционной войны очень часто вступали в почти товарищеские отношения с противником; что командованию приходилось бороться с братанием приказами по армии и нередко сменять войска?”

Британские газеты уже в январе 1915г. были полны сообщений о “случаях братания английских и немецких солдат, устраивавших перемирие на 48 часов (на рождество), дружелюбно встречавшихся на полпути между траншеями”.

В дальнейшем такие случаи превратятся в норму. – На всех фронтах.

“Монотонная жизнь в траншеях странным образом сближает врагов, зарывшихся в землю иногда на расстоянии нескольких десятков метров друг против друга, – писал, ссылаясь на сообщения иностранных газет, Л.Д. Троцкий. – Были сведения, как одна из сторон подстреливает между траншеями зайца и потом обменивает его на табак, как французы и баварцы поочередно ходят к единственному роднику за водой, иногда сталкиваются там, обмениваются мелкими услугами и даже пьют совместно кофе”.

“Хотите верьте – хотите нет, – откровенничал в фронтовом письме к родственникам Вильгельм Кейтель (будущий генерал-фельдмаршал нацистской Германии). – Мои солдаты часто перебрасывают французам немецкие газеты, сигареты, шоколад...”

Церетели И.Г.: “В некоторых частях солдаты уходили в немецкие окопы, отказывались возвращаться, а многие приходили в нетрезвом состоянии”...

Сам по себе акт братания во многих случаях был мероприятием далеко не безопасным. «Солдат, приехавший с фронта, говорил мне, – рассказывает М. Горький, – что когда наши и немцы собираются между окопами для бесед о текущих событиях, русская артиллерия начинает стрелять по ним, немецкая тоже. Был случай, когда немцев, подошедших к нашим заграждениям, русские встретили пулями, а когда те побежали назад к себе, их начали расстреливать из пулеметов свои».

Солдаты не просто были склонны к братаниям; они вынуждены были бороться за него, нередко – ценою собственных жизней. Тем более достойны восхищения подобные акты с солдатской стороны. Керенский А.Ф.: “Немецкие солдаты стали выбираться из своих окопов, переползать к русским “товарищам” и брататься с ними... Некоторые русские батареи пытались отогнать непрошеных гостей орудийным огнем, однако такие действия вызывали волну солдатского возмущения”.

Странная была война. Красноречивый знак ее бессмысленности.

Братание на фронтах однозначно сопровождалось одним и тем же мучительным вопросом втянутой в войну с обеих сторон солдатской массы:

– А за что, собственно?..

Не находя ответа на поставленный вопрос, солдатская масса самовольно покидала окопы... “Припоминая толпы наших пьяных дезертиров, я, – чистосердечно признается Станкевич, – все же думаю, что эти толпы бессознательно шли по исторически правильному пути, ибо они действительно хотели закончить войну”.

Так или иначе, взаимная ненависть к противнику по обеим сторонам фронта в ходе войны постепенно трансформировалась в ненависть к своим правителям. "Конец 1916 – начало 1917г. были наполнены антивоенными выступлениями солдат и матросов, требовавших прекращения войны. "Пора прекращать братоубийственную войну, – говорили они. – Враги за спиной, а не впереди".

"Как я теперь смеюсь и плюю на те статьи газет, где настоящая война рисуется войной за свободу, – все это ложь и ложь, красивые и лживые слова... Наш настоящий враг в России", – на повышенных тонах возмущения писал домой с фронта простой российский солдат.

“Главный враг германского народа находится в Германии, – пламенно возвещал депутат рейхстага (рядовой действующей армии) Карл Либкнехт в нелегальной листовке гр. “Спартак”. – Как долго зарвавшиеся игроки империализма будут злоупотреблять терпением народа?.. Достаточно, более чем достаточно розни! Долой поджигателей войны по эту и по ту сторону границ! Положим конец бойне народов!”

“Фронт ворчал, а иногда и “крыл” во всю; фронт был уже многим недоволен и иногда выражал совершенно справедливое возмущение. Пока фронт голодал, пока родственники дома терпели всяческую нужду, в других местах, наверху господствовали изобилие и расточительство”, – вспоминал Адольф Шикльгрубер (Гитлер) в “Майн кампф”.

Европейская аристократия, в свое время из тоски по незыблемости своего привилегированного статуса развязавшая бессмысленную мировую бойню, неумолимо приближалась к черте, когда не в состоянии была справиться с силами, которые сама же взбудоражила. Стремительно накапливающееся против нее озлобление воюющих народов перехлестывало через край... – Воистину справедливая реакция возмущенных масс на преступные действия правящих элит.

Миллионы убиенных и искалеченных, море крови и слез, неисчислимые разрушения и всеобщее обнищание... – Такова цена, уплаченная народами за претензии нескольких, исторически отживших свой век, соперничающих коронованных особ на право бессменно восседать на своих тронах... – Только и всего.

И каков же результат?

“Только один результат, – пророчил Энгельс, – абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса... Крах старых государств и их рутинной государственной мудрости, – крах такой, что короны дюжинами будут валяться по мостовым”...

"Пролетариат во всех капиталистических странах уже силен настолько, что всякая, связанная с большими потерями, безрезультатная война должна стать исходным пунктом для революции, которая установит пролетарский режим", – предвещал Каутский в 1905г., а в статье "Путь к власти" (1909г.) он еще раз подтвердил: "Я могу совершенно определенно утверждать, что революция, которую несет с собой война, разразится или во время войны, или непосредственно после нее: нет ничего пошлее теории "мирного врастания в социализм".

Потрясающее предупреждение Императору накануне войны сделал бывший предсовмин С.Ю. Витте: "...Даже если мы выберемся из всеобщей войны, а Гогенцоллерны и Габсбурги так измельчают, что пойдут по миру и согласятся на все наши условия, – это будет означать не только конец немецкого господства, но и насаждение республик по всей Европе! Это будет одновременно означать и конец царизма".

“Война не будет продолжаться вечно, – более свежий прогноз давала “Экономист” 27 марта 1915г. – Она закончится революционным хаосом, который начнется неизвестно где и кончится никому неизвестно чем”.

Неумолимо приближался час расплаты за преступление.

“Мы переживаем голую империалистическую борьбу за гегемонию на земле. Чем это кончится?.. – размышляя, задавались вопросом христианские демократы Швейцарии. – Может быть, наступит еще нечто весьма неожиданное, может быть, оружие обратят против тех, кто втравливает в войну, может быть, народы, которым навязали ненависть, забудут ее, объединившись внезапно... Мы не хотим заниматься пророчествами, но если европейская война приблизит нас на шаг к европейской социальной республике, то эта война все-таки не так уж бессмысленна, как теперь кажется”. (Цюрих, сентябрь 1914г.).

Что дальше – то больше народы по обе стороны фронтовых рубежей закипали ненавистью к собственным режимам. Грандиозная лавина народного возмущения неминуемо должна была сдвинуться с места, дабы вынести исторический приговор коронам России, Австро-Венгрии, Германии... – побудить радикальные демократические преобразования в других воюющих государствах.

На третьем году империалистической войны стало вполне очевидным: пламя общеевропейского восстания вот-вот должно охватить просторы истерзанного войной континента и зажечься ярким огнем демократической революции. Дабы в огне революционного пожара сжечь дотла остатки преступной монархо-династической рухляди, устраняя тем самым с пути социального прогресса пережитки феодального средневековья, и на основе всеобщего братства народов дать возможность естественным интеграционным процессам беспрепятственно реализовать себя, сплачивая содружество республиканских государств в объединенную Европу.

"Стремление к мирному объединению государств Европы в одно федеративное целое отнюдь не безнадежно, – предрекал в 1911г. Карл Каутский. – Его перспективы связаны с перспективами революции". Перспектива должна была превратиться в реальность вследствие всеобщего истощения и разрухи империалистической междоусобицы; революционный исход войны на глазах ставал фатальной неизбежностью.

Европейские монархи со своей придворной челядью должны были все чаще и все более отчетливо испытывать животный страх. – Прежде всего, перед своими народами. Было из-за чего. Династическая гидра заслужила того, чтобы предстать пред Великим судом народов за свое преступление и быть стертой с лица земли на вечные времена...

И он, судный день, – настал!

С наступлением рокового 1917г. внезапно грянул гром русской Революции, и... корона Российской империи первой покатилась по мостовым Европы. Грандиозная лавина народного возмущения, наконец, сдвинулась с места... – Массы пришли в движение.

Европейская революция началась с России...



Содержание